Марианна свернулась в комок, чтобы якобы избежать удара, но увлекший ее инстинктом и ненавистью порыв был неудержим.

Расслабившись, как пантера перед атакой, она прыгнула на грудь эфеба, который от неожиданного нападения отступил назад и упал на лестницу. В то же мгновение она была на нем, схватила обеими руками его голову и ударила о ступеньки с такой силой и точностью, что хрупкий юноша потерял сознание и выпустил ятаган из рук.

Она сейчас же схватила его и прижала к груди с непередаваемым чувством торжества и могущества. Именно вид этого оружия, а не удар ногой вызвал у нее такую вспышку. Обернувшись к переборке, она увидела матроса, который, с грохотом открыв замок, собирался войти к пленнику.

Все произошло так быстро, что он ничего не услышал: только шум падения, который не должен был его особенно встревожить, если он знал, зачем последовал за ним любимчик Кулугиса. В мозгу Марианны молнией промелькнула мысль, что нельзя допускать, чтобы эта дверь снова закрылась.

Крепко сжав ятаган в руке, она побежала к вырезанному светом фонаря проему двери. Матрос, высокий и плотный, уже нагнулся, чтобы войти внутрь. Не думая ни о чем, она прыгнула ему на спину и ударила…

Матрос захрипел и рухнул рядом с фонарем, в падении увлекая Марианну.

Ошеломленная тем, что ей пришлось сделать, Марианна встала, глядя на испятнанное кровью кривое лезвие в каком-то отупении. Она убила человека, не более колеблясь, чем в ту ночь, когда она оглушила Иви Сен-Альбэн канделябром, после того как ранила на дуэли Франсиса Кранмера, которого она, кстати, тогда считала убитым.

— Третий раз!.. — прошептала она. — Третий!

Восхищенный голос Теодороса вырвал ее из состояния своеобразной прострации.

— Великолепно, княгиня! Вы настоящая амазонка! Теперь освободите меня поскорей! Время не ждет, и сюда могут прийти.

Она машинально подняла фонарь и в его свете увидела гиганта, всего обвязанного веревками. Глаза сияли на его лице со следами того, что ему пришлось перенести. Она бросилась перед ним на колени и стала перерезать веревки. Они были толстые и крепкие.

Ей пришлось приложить немало сил, пока первая уступила. Дальше пошло легче, и через несколько секунд она освободила Теодороса от его пут.

— Господи, как хорошо! — вздохнул он, растирая затекшие члены. — Теперь посмотрим, сможем ли мы быстро выбраться отсюда. Вы умеете плавать?

— Да, и довольно прилично…

— Решительно, вы существо необыкновенное. Пойдем!

Засунув за пояс ятаган, даже не вытерев кровь, Теодорос взял Марианну за руку, вывел ее из своей темницы и запер дверь, предварительно втащив внутрь труп. Но, обернувшись, он заметил тело Стефаноса, светлым пятном видневшееся возле лестницы, и с изумлением взглянул на свою спутницу.

— Этого вы тоже убили?

— Нет… не думаю! Только оглушила… Это у него я взяла кинжал. Он ударил меня ногой и, похоже, собирался зарезать!

— Но, слово чести, вы как будто просите извинения, когда заслужили только поздравления! Если вы его не убили, то совершили ошибку… но ее легко исправить. — — Нет, Теодорос! Не убивайте его! Это… это… в общем, мне кажется, что он очень дорог капитану! Если нам не удастся бежать, он безжалостно убьет нас.

Грек тихо рассмеялся.

— Ах, так это красавчик Стефанос?

— Вы его знаете?

Теодорос презрительно пожал плечами.

— Вкусы Кулугиса известны всему Архипелагу. Но вы правы, считая, что эта маленькая сволочь очень дорога ему! Тогда мы сделаем иначе…

Он уже нагнулся, чтобы взять неподвижное тело, когда раздался сильнейший удар. Дрожь пронеслась по всему кораблю, и одна из переборок со зловещим треском рассыпалась.

— Мы налетели на что-то! — крикнул Теодорос. — Может быть, на риф. Используем это!

Невероятный шум, крики и вопли раздались над их головами, тогда как корабль снова затрещал от удара. Откуда-то хлынула вода… Одним мощным броском Теодорос, словно куль с мукой, закинул Стефаноса себе за спину так, что голова его свисала ему на грудь, а шея оказалась доступной кинжалу, который он взял в руку.

Очевидно, он надеялся пройти среди пиратов, угрожая убить великую любовь Николаев Кулугиса.

В свою очередь, Марианна взобралась по лестнице и выглянула наружу. Палуба была окутана туманом, в котором метались, как призраки, матросы, крича и жестикулируя, но никто не обратил на них внимания.

Шум стоял оглушительный. Рукой с кинжалом Теодорос перекрестился, но наоборот, как следует православному.

— Пресвятая Дева! — выдохнул он. — Это не риф. Это высокобортный корабль!

Действительно, с правой стороны шебеки возвышалась ощетинившаяся пушками стена, слабо освещенная чадящими фонарями греческой палубы.

С радостным возгласом Теодорос без всяких предосторожностей сбросил свой груз на пол.

— Мы спасены! — обратился он к своей спутнице. — Мы влезем к ним на борт…

Он уже рванулся вперед, но она удержала его, встревоженная.

— Вы сошли с ума, Теодорос! Вы же не знаете, кому принадлежит этот корабль!.. А если это турок?

— Турок? С тремя рядами пушечных люков? Нет уж, это западный корабль, княгиня. Только люди из ваших краев могут сооружать такие плавающие крепости. Готов спорить, что это крейсер или большой фрегат! С этим туманом даже не видны его реи.

Правда, они ощущаются.

И в самом деле, несмотря на различную высоту, такелаж кораблей перепутался, и тяжелые обломки дерева падали с неба.

— Так может и прибить! Давайте туда!

В атмосфере конца света Теодорос увлек Марианну на корму.

Пираты в основном сгрудились в носовой части, куда пришелся удар. Но греку пришлось тем не менее оглушить двух или трех матросов, которые возникали из тумана и пытались загородить им дорогу. Его громадные кулаки били, как дубины.

Освещение в этой части шебеки было лучше. Здесь светились кормовые фонари ударившего корабля и окна его кормовой надстройки, окруженные молочно-белым ореолом.

— Вот что нам надо! — сказал грек, увидев что-то. — Влезайте мне на спину, обхватите бедра ногами, а шею руками. Вы же никогда не пользовались канатом как лестницей!..

— Раньше я умела, — ответила Марианна, — но теперь…

— Вот именно. У нас нет времени заниматься испытаниями: взбирайтесь на меня и держитесь покрепче.

Она послушалась, а он схватился за канат. Так легко, словно его груз ничего не весил, он с удивительным проворством поднимался вверх.

На корабле Кулугиса паника дошла до предела. Получив пробоину, шебека стала заметно погружаться в воду.

Ругательства матросов, занятых спуском шлюпок, не покрывали отчаянные крики Кулугиса, который взывал с тоской в голосе:

— Стефанос! Стефанос!

— Ему стоит только глянуть под ноги, — пробурчал Теодорос. — Там он найдет своего Стефаноса.

На большом корабле тоже суетились, однако более спокойно. С палубы доносился торопливый топот босых ног матросов, но, кроме голоса со странным акцентом, разговаривавшего с людьми на шебеке на местном наречии, не слышно было больше ничего.

Внезапно с полуюта донесся усиленный рупором какой-то приказ. Приказ, не имеющий никакого отношения к Марианне. Однако, услышав его, она так испугалась, что едва не отпустила своего товарища.

— Теодорос! — прошептала она. — По-моему, это английский корабль.

Тот был тоже ошеломлен. Новость не из приятных! Теплота отношений между Англией и Портой заставляла первую считать бунтующих греков врагами. Если его опознают, англичане выдадут его султану точно так же, как это сделал бы Кулугис. Единственная разница заключалась в том, что эта операция не будет стоить султану ни единого динара и даст большую экономию.

Выход на наружный трап, к которому они поднимались, был уже близок. Теодорос на мгновение приостановил подъем.

— Вы француженка, — вздохнул он. — А если они узнают, кто вы, что будет?

— Меня арестуют, посадят под замок… Несколько недель назад английская эскадра напала на корабль, на котором я плыла, чтобы захватить меня!